Проснувшись, я некоторое время смотрела в потолок большой белой комнаты. Вставать совсем не хотелось, но мой любимый дядюшка Язо периодически звал меня на чашечку утреннего кофе.

Я очень любила своего дядюшку, он был великим и интересным человеком. Но в последнее время он часто грустил. Я считала своим долгом помогать ему во всём.

Я вела себя как маленький ребёнок, чтобы дядюшка улыбался.

Бывало, я пишу очередной рассказ и Язо тихонько входил в комнату и оставлял на маленьком столе записку. Этот момент я всегда упускала и оборачивалась тогда, когда дядя уходил из комнаты. В этой записке он приглашал меня посидеть с ним в нашем роскошном саду. Я никогда не отказывалась, мы весело проводили время с Язо.

Посмотрев в окно, я увидела, что дядюшка медленными шагами ступает по зелёной траве. Он шёл в наш любимый сад.

Выбежав на тёплую улицу, я бросилась догонять замечательного Язо. Он, услышав мои шаги, повернулся и, помолчав некоторое время, сказал:

-Моя милая Тори, ты почему так долго?

Я только улыбнулась и поджала губы. А потом ответила:

-Дядюшка, меня не отпускала кровать!

Он обнял меня и улыбался. Мы пошли в сад. Там было очень красиво и уютно. На небольшом деревянном возвышении стояло старенький белый рояль. Дядюшка часто уходил туда, чтобы не мешать мне. Но я его уговаривала перенести музыкальный инструмент обратно в дом.

Я случайно увидела, как листы с нотами разбросаны вокруг рояля. Я бросилась спасать дядюшкины творческие мысли, оставленные на бумаге. Он весело наблюдал за тем, как я гонялась за ними, как за живыми существами. Всё собрав, я быстренько уселась в траву и начала ругать листы бумаги. Дядя, с улыбкой на лице, подошёл ко мне.

-Спасибо, милая Тори.

-Я спасла все твои мысли.

-А ты знаешь, что и без этих листков я все хорошо помню?!

-О, я не сомневаюсь, дядюшка. А ты уже дописал эту песню?

Язо Гринбер после моего вопроса замолчал. Мне стало немного неловко. Мне хотелось забрать свой вопрос обратно, но дядя ответил:

-Милая Тори, эта песня написана мной давно, но я изо дня в день её изменяю.

-Почему? Тебе не нравится?

-Если бы не смерть брата, я дописал бы её. Но он умер, и теперь я всегда буду мучиться с этой песней.

-У тебя есть брат? Ты мне не рассказывал этого…

Дядюшка опять замолчал, и некоторое время смотрел вдаль. В его грустных глазах я увидела воспоминания.

Я подперла рукой свою голову и продолжала смотреть на Язо Гринбера. Он медленно моргнул и после того, как сел поудобнее на стул, заговорил:

-Это был печальный случай. Мы с братом Сио сидели в своей мастерской. Там в правом углу стоял столик. Мне казалось, что он жаловался на то, что мы клали на него много книг. Мы любили читать. И я рад, моя милая Тори, что и ты читаешь. Больше скажу, пишешь чудесные рассказы.

Я хотела было выразить слова благодарности, но не стала перебивать печального дядюшку. Я видела, с какими силами он справлялся со своими эмоциями.

-Я часто сидел за своим роялем и творил чудеса. Я иногда удивлялся тому, что мои пальцы сами находили нужные ритмы и темы, а голова вообще не думала в это время. И я быстренько записывал это всё, чтобы не потерять ни одной мысли. Сио смотрел на меня и смеялся потому, что во время этого творчества, я был очень смешон, или глупо выглядел. Он еще добавлял:

-Ты заставляешь меня отвлекаться от работы. Ты так смешон.

-Сио, если я тебя отвлекаю, или точнее, привлекаю, то почему бы тебе не изобразить мою глупость на своём чудесном холсте?

И Сио Гринбер после этих слов, задумавшись, тихонько присаживался на стул и смеялся, а я подхватывал его смех.

И после недолго раздумья, брат решился и выдал мне свои слова. Он сказал это с таким выражением, словно был одержим этой идеей.

-Отлично! Язо, что ты мучаешься, напиши и про меня тогда песню.

Я отвлекся от своих пальцев, которые лежали на белых клавишах, и посмотрел на брата. Затем сказал:

-Отлично, Сио! Это действительно будет круто. Два великих брата Гринбера творили шедевры друг для друга. И после мы долго смеялись.

Я видела, как дядюшка смеялся и сейчас над всеми увеселительными моментами. Я смеялась вместе с ним, но мне немного хотелось плакать. Дядя продолжил:

-Всё было хорошо, мы продолжали сидеть в нашей комнате и заниматься каждый своим делом. Я иногда глядел на Сио Гринбера, как тот пишет с меня свою картину. И потом я не понял, что произошло. Сио неожиданно бросил кисть и судорожно повалился на пол. Я, вместе с мурашками по моей коже, устремился к брату. Он не дышал. Я позвал на помощь всех тех, кто мог слышать меня в те печальные минуты.

Прибежали люди, мама, отец, все пытались помочь. Нам было с братом всего лишь по 26 лет. Мне не разрешили отправиться с семьей в больницу. И только поздней ночью, я открывал входную дверь нашего дома для очень уставшей и заплаканной матери и для сурового отца, который мучительно сдерживался. Я все понял. Сио Гринбер умер, но мама не сказала мне причину его кончины.

И потом слава и известность пришла, но я её встретил один. Да, нас действительно знают во всем мире потому, что мы творили и жили друг для друга. Его знаменитая предсмертная работа, под названием «Хранить вечно», где запечатлена моя глупость во время работы, до сих пор всем по душе. А моя песня про него…каждый слышал её. Но я трачу силы, чтобы изменить ее. Я это буду делать до самой моей смерти. Этими словами Язо Гринбер закончил свою историю. Дядюшка посмотрел на меня и увидел, как маленькие слёзные капельки стекали с моих ресниц и добавил:

-О, милая Тори, не плачь! Зачем я тебе рассказал это? – Язо упрекал себя за эти слова. Но я ответила:

-Всё хорошо, дядюшка.

Мы сидели с ним в саду и молчали. Маленькие птички пели для нас. Ветерок дарил нежные лёгкие порывы. Мягкая зелёна трава ласкала наши ноги. Я была тронута этим случаем.

Язо Гринбер посмотрел на меня и обнял, а я сказала:

-Я напишу о вас рассказ. Я обещаю, что посвящу свою жизнь для вас...